Православная духовность четко отличается от какой-либо другой духовности восточного и западного типа. Между разными видами духовности не может существовать никакого смешения, ибо средоточием православной духовности является Богочеловек, в то время как другие религии замыкаются на человеке.
Различие видно главным образом в догматах, в учении. Потому мы и называем духовность православной, чтобы не смешивать ее с какой бы то ни было другой. Разумеется, определение «православный» должно быть соединено с понятием «церковный», ибо как Православие не может существовать вне Церкви, так и Церковь не может существовать вне Православия.
Догматы – это решения Вселенских Соборов по различным вопросам веры. Догматы, по большей части, называются определениями, потому что они проводят границу между истиной и заблуждением, между болезнью и здравием. Догматические определения выражают откровенную истину, определяют жизнь Церкви. Следовательно, с одной стороны, они являются выражением Откровения, а с другой – служат целительным средством, ведущим человека к общению с Богом, к цели нашего существования. Догматические различия определяют различия во врачевании. Если человек не следует по верному пути, он никогда не сможет достичь своего предназначения. Если он не принимает нужных лекарств, он не сможет обрести здоровье – не исцелится. Сравнивая православную духовность с традициями других конфессий, мы обнаружим четкое различие в средствах и методе лечения.
Учение святых отцов исходит из того, что Церковь – врачебница, которая лечит израненного человека. Этот образ используется во многих местах Священного Писания. Вот одно из них — притча о добром самарянине.
Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе (Лк. 10:33-35).
Самарянин в этой притче представляет Христа, исцелившего раненого человека и приведшего его в гостиницу, то есть в лечебницу — Церковь. Ясно, что Христос предстает здесь как Целитель, как Врач, Который лечит человеческие немощи, Церковь же есть истинная лечебница. Характерно, что святитель Иоанн Златоуст, рассматривая эту притчу, обращает внимание на те же истины, которые мы только что подчеркнули. Человек ниспал из небесного жительства, сделавшись жертвой диавольского обмана, и попал к разбойникам, то есть к диаволу и силам, ему подчиненным. Раны, которые он получил, суть различные грехи, как говорит пророк Давид: «Возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего» (Пс. 37), ибо «всякий грех производит гниение и рану». Самарянин и есть Сам Христос, Который сошел с Небес, чтобы исцелить раненого человека. Он использовал вино и елей для ран – другими словами, «смешав Дух Святой со Своей Кровью, оживотворил человека»). Он посадил его на Своего осла, то есть воспринял человеческую плоть на плечи Своего Божества и вознес к Отцу на Небеса. Затем добрый Самарянин, Христос, привел человека в большую, чудную и просторную гостиницу – во Вселенскую Церковь. Он вручил его хозяину гостиницы, то есть Апостолу Павлу, «а через Павла – всем епископам, священникам и служителям каждой Церкви», говоря: «Заботься о народе из язычников, который Я передал тебе в Церкви. Когда недугуют люди, пораженные грехами, врачуй их, наложив на них пластырь: изречения пророков и евангельское учение, наставления и утешения Ветхого и Нового Завета». Так, согласно святителю Иоанну Златоусту, Павел есть тот, кто утверждает Церкви Божии, «врачуя всех людей духовными наставлениями, предлагая каждому необходимое».
В толковании этой притчи святителем Иоанном Златоустом ясно показано, что Церковь — это лечебница, врачующая людей, пораженных грехом, а епископы и иереи, подобно Апостолу Павлу, суть исцелители народа Божия.
Именно это и есть дело православного богословия. Говоря о православном богословии, мы имеем в виду не просто историю богословия. Последняя, разумеется, составляет часть богословия, но она не имеет абсолютного или исключительного характера. В святоотеческом предании богословы – это боговидцы. Святитель Григорий Палама называет и Варлаама богословом, но при этом подчеркивает, что интеллектуальное богословие, то есть собственное умствование, весьма отличается от опыта боговидения. Богословы, по мысли святи теля Григория Паламы, суть боговидцы, те, кто во всем руководствовался установлениями Церкви и достиг совершенной веры, просвещения разума и обожения. Богословие есть плод врачевания человека и путь, ведущий к исцелению и стяжанию богопознания.
Западное же богословие отделилось от восточного православного богословия и, вместо того чтобы быть врачующим, стало по преимуществу рассудочным и чувственным. На Западе развилось схоластическое богословие, противостоящее православному: западное богословие рационально, оно основано на работе ума, тогда как православное богословие – это богословие исихастов, оно основано на безмолвии ума.
Схоластическое богословие пыталось логически осмыслить Откровение Божие и привести богословие в соответствие с философией. Для такого подхода характерно изречение Ансельма Кентерберийского: «Верую, чтобы понять». Схоласты вначале признавали Бога, а за тем пытались доказать Его существование логическими доводами и рациональными категориями. В Православной Церкви, по выражению святых отцов, вера – это Откровение Бога человеку. Мы принимаем веру от слышания (Рим. 10:17) не для того, чтобы затем понять ее рационально, но чтобы очистить сердце и достичь веры от созерцания, чтобы пережить Откровение.
Схоластическое богословие достигло наивысшего расцвета в лице Фомы Аквинского, которого латиняне почитают святым. Он утверждал, что христианские истины делятся на естественные и сверхъестественные. Естественные истины, подобные истине существования Бога, могут быть доказаны философскими методами, тогда как сверхъестественные истины, такие как Троичность Бога, Воплощение Слова, Воскресение тел, не могут быть доказаны философией, равно как и не могут быть опровергнуты. Схоластика тесно соединила богословие с философией, особенно с метафизикой. В результате претерпела изменения вера, а само схоластическое богословие окончательно дискредитировало себя, когда рухнул идол Запада — метафизика. Именно схоластика в значительной мере повинна в той трагической ситуации, которая существует сейчас на Западе в области веры. Святые отцы учат, что нет естественных и метафизических категорий, но говорят о тварном и нетварном. Святые отцы никогда не принимали метафизику Аристотеля. Однако в мои намерения не входит распространяться далее по этому вопросу.
Западные богословы средневековья считали схоластическое богословие дальнейшим развитием богословия святых отцов. Отсюда в Европе берет свое начало учение о том, что схоластическое богословие выше святоотеческого. Следовательно, схоласты, чья деятельность рассудочна, полагают себя выше святых отцов Церкви и человеческое знание, плод рассудка, ставят выше Откровения и духовного опыта. Именно в этом контексте следует рассматривать и полемику святителя Григория Паламы с Варлаамом. По существу, Варлаам был схоластическим богословом, пытавшимся внедрить схоластическое богословие на Православном Востоке. Он считал, что мы не можем в точности знать, что есть Святой Дух (плод сего — агностицизм); что философы Древней Греции выше пророков и апостолов (поскольку разум выше апостольского созерцания); что свет Преображения есть нечто тварное, исчезающее; что образ жизни исихастов, то есть очищение сердца и непрестанная умная молитва, не является необходимым в богопознании. Все это взгляды схоластического богословия, которое на практике стало сильно обмирщенным. Святитель Григорий Палама предвидел опасность этих взглядов для Православия; силой Святого Духа, а также опытом, который стяжал как последователь святых отцов, он противостоял этой великой опасности и сохранил в чистоте православную веру и Православное Предание.
Если в свете вышесказанного мы сопоставим православную духовность с римокатолической и протестантской, то сразу же обнаружим различие. Протестанты не имеют традиции духовного врачевания. Они полагают, что рассудочная вера в Бога и есть наше спасение. Но спасение – это не проблема умственного восприятия истины, а преображение и обожение человека по благодати. Это преображение происходит в результате соответствующего врачевания человеческой личности, как будет видно в последующих главах. Из Священного Писания явствует, что есть вера от слышания Слова и вера от созерцания – видения Бога. Сначала мы принимаем веру от слышания, чтобы исцелиться, а затем достигаем веры от созерцания, которая спасает человека. Протестанты, – поскольку они считают, что принятие истин веры, теоретическое принятие Божественного Откровения, то есть вера от слышания, спасает человека, – не имеют традиции духовного исцеления. Следует сказать, что такая концепция спасения весьма наивна.
Латиняне также не обладают столь совершенной традицией духовного исцеления, которой располагает Православная Церковь. Их учение о filioque – это показатель неспособности их богословия понять связь, которая существует между личными и общими свойствами Трех Ипостасей. Они смешивают личностные свойства: нерожденность Отца, рожденность Сына и исхождение Святого Духа. Отец есть причина рождения Сына и исхождения Святого Духа. Эта неспособность понять и неумение выразить догмат о Троице показывает отсутствие духовного опыта и правильного понимания Откровения. Три ученика Христа (Петр, Иаков и Иоанн) видели славу Христа на горе Фавор и одновременно слышали непостижимый для обычного слуха голос Отца: «Сей есть Сын Мой возлюбленный» (Мф.17,5. Мк.9,7. Лк.9,35), и видели схождение Святого Духа в облаке, ибо, по словам святителя Григория Паламы, облако есть присутствие Святого Духа. Таким образом, именно в созерцании и через Откровение ученики Христа приобрели знание Триединого Бога. Им было открыто, что Бог есть одна Сущность в Трех Ипостасях.
Так учит и преподобный Симеон Новый Богослов. В своих гимнах он не единожды повторял, что, созерцая нетварный Свет, созерцающий получает Откровение Троичного Бога. Во время боговидения святые не смешивают ипостасные свойства. То, что латинская традиция дошла до смешения ипостасных свойств и учения об исхождении Святого Духа и от Сына, указывает на отсутствие у них богословия, основанного на опыте. Тот факт, что латиняне считают благодать тварной, означает, что у них нет опыта стяжания благодати Божией, ибо когда человек приобретает опыт богопознания, то есть когда он стяжал благодать, он начинает хорошо понимать, что эта благодать нетварна. Без такого опыта не может быть правильной системы духовного врачевания. И действительно, во всей латинской традиции мы не найдем всех тех целительных средств, которые имеются в Православном Предании. У латинян не говорится об уме (нус), ум не отличается от рассудка (логикои). У них нет учения о том, что помраченность ума – это духовная болезнь, а просвещение ума – это исцеление. Многие хорошо известные латинские тексты отличаются сентиментальностью и ограничиваются бесплодным морализированием. Православная Церковь, напротив, располагает богатой духовной традицией в этой области, из чего явствует, что у нее есть истинные средства исцеления.
Истинность всякой веры свидетельствуется теми результатами врачевания, которых она достигает. Если вера способна исцелять человека — значит, это истинная вера. Если она не врачует, то не является истинной. То же самое можно сказать и о врачебной науке. Настоящий врач – это тот, кто знает, как лечить, и достигает положительных результатов, в то время как шарлатан не может исцелить. Это же верно и относительно души. Различие между Православием, латинской традицией и протестантскими конфессиями проявляется прежде всего в вопросе о возможности и путях духовного исцеления. Это различие выражено в догматах каждого вероисповедания. Догматы же не являются философией, как богословие – не то же, что философия. Если православная духовность четко отличается от духовности других христианских вероисповеданий, то, разумеется, еще больше она отличается от духовности восточных религий, которые не веруют в Богочеловека Христа и в Святую Троицу. Эти последние традиции находятся под влиянием философских взглядов, несостоятельных с точки зрения Откровения Божия. Им неведомо представление о личности и ипостасном начале. Любовь как основной принцип жизни отсутствует вовсе. В восточных религиях можно, конечно, найти стремление к очищению разума от образов и помыслов, но, по сути, это движение в никуда, в небытие. Там нет пути, который вел бы к обожению человека. Кроме того, восточные религии содержат в себе элементы демонической «духовности «.
Вот почему православную духовность и восточные религии разделяет бескрайняя пропасть, несмотря на некоторое внешнее подобие в терминологии. Например, восточные религии могут пользоваться терминами «экстаз», «бесстрастие», «интуиция», «ум», «просвещение» и так далее, но они наполнены совершенно иным содержанием, нежели соответствующие термины православной духовности.
http://orthoview.ru/mitropolit-ierofej-vlaxos-otlichie-pravoslavnoj-duxovnosti-ot-drugix-tradicij/